Романтики послевоенной поры

«…Прошло уже больше четырех лет со времени нашего последнего путешествия по Байкальскому хребту… Чаще и чаще прекрасные воспоминания возвращают меня к этим местам», -- так в 1964 году в своей книге «В горах Северного Прибайкалья» писал исследователь Олег Гусев.

 

 

«Я снова вижу лагерь на крутом берегу Байкала, походные палатки, тяжелые рюкзаки, привалы и ночевки у костров, встречи с медведями, отвесные кручи скал, необозримые моря стелющегося кедра, бесконечную усталость и бесконечную радость в глазах друзей – Юрия Никифорова, Александра Карамышева, Аркадия Велижанина, Николая Оводова, Ларисы Лазаренко».

 

Все эти люди были ровесниками, многие из них вынесли на своих плечах тяготы окопной жизни в Великую Отечественную. И все они были романтиками, бесконечно влюбленными в старика – «старика Хатабыча». Так студенты-геологи, пришедшие в институт с фронта, величали своего преподавателя и кумира тех лет Владимира Афанасьевича Обручева. В представлениях молодых фронтовиков то и дело всплывали образы, навеянные научными и беллетристическими очерками советского ученого.

 

Например, после 1945 года очень популярной была его книга «Золотоискатели в пустыне».

 

«Пятьдесят лет назад я изучал страну Джунгарию – часть Западного Китая, прилегающую с юго-востока к границам Восточного Казахстана, -- писал в 1955 году, в третьем издании упомянутой книги, академик Обручев. – Я провел три лета в этой стране и пересек ее в разных направлениях; изучал горные цепи, широкие долины с оазисами по речкам… В одной из горных цепей я встретил в нескольких местах развалины селений с заброшенными шахтами, рудными отвалами и остатками промышленных устройств, которые показывали, что в этих горах … когда-то жили оседлые люди, добывая золото».

 

Геологи послевоенной поры мечтали найти свою Джунгарию. Думал об этом и Олег Гусев, робко рассказывая в иркутской писательской организации о своих планах и находках. Там его выслушали и посоветовали написать книгу, из которой выбросить все, что относилось к мыслям о золоте, в том числе о том, которое он обнаружил в скитах староверов.

 

Звериными тропами

Это урочище находится в горах, в одном из притоков Левой Тонгоды. Местность, окруженная невысокими отрогами западных склонов Байкальского хребта, была довольно плоской, с участками настоящих степей. Из предвоенных рассказов старых охотников выходило, что места там труднодоступные для человека, и поэтому в изобилии водились сохатые и прочие звери.

 

Гусев, как орнитолог, надеялся пополнить коллекцию интересными птицами, именно поэтому он и согласился в июле 1959 года отправиться с друзьями в тот район.

 

По дороге к урочищу они увидели десять роскошных водопадов. А каньон, по которому исследователям пришлось спускаться, был необычайно крут и труднопроходим. По мнению самого Гусева, там, где они шли, не ступала нога человека. Идти приходилось по звериным тропам.

 

«Каждый раз, как только кто-нибудь позволял себе усомниться в способности зверей находить самый правильный и наиболее короткий путь, мы обязательно бывали жестоко наказаны». И ученым приходилось каяться и возвращаться на звериную тропу.

 

«…Ползти по пояс в трясине, карабкаться по скалам или пробиваться через такую страшную чащу, что даже при нашем многолетнем опыте не хватало сил», -- писал Олег Гусев в книге «В горах Северного Прибайкалья».

Жилища, оставленные людьми

Далее путь следовал по реке Левая Тонгода. Оставив позади парковое редколесье, отряд исследователей вышел на звериную тропу на правом берегу реки. Виднелись следы маралов, позже – сохатого и северного оленя.

 

Часа через полтора впереди показались Монгольские Степи – «уже не море, а настоящий океан кустарниковых берез. Среди этих плотных зарослей сверкало несколько небольших зеркал открытой воды, рядом виднелись болотца и крошечные участки лугов».

 

На этих островках исследователи увидели древние скиты старообрядцев. К моменту появления отряда эти дома стояли нежилыми пару десятков лет, из вещей осталась кое-какая утварь. Икон естественно не было или они не находились в привычном месте – в красном углу.

 

Участники отряда, сильно смущенные своим неожиданным открытием, окрестили этот район Сибирской Джунгарией – по типу страны сокровищ в Китае, о которой читали в книгах Обручева.

 

Позже в районе Левой Тонгоды нашлась еще пара-тройка таких скитов с иконами, утварью и прочим житейским скарбом. Но людей, обитателей этих жилищ, нигде не было.

Версия о пропавших старообрядцах

Когда экспедиция вернулась, Олегу Гусеву несколько раз и в Иркутске, и позже в Ленинграде, настоятельно советовали не упоминать в тексте книги об увиденном и так называемой Сибирской Джунгарии. И лучше вообще не поднимать эту тему в разговорах с кем бы то ни было.

 

Для меня, автора этих строк, долгое время оставалось загадкой такое не совсем понятное отношение советских властей к найденным в районе Левой Тонгоды скитам старообрядцев. Пока совершенно случайно я не натолкнулся на сведения, которые некоторым образом проясняли ситуацию.

 

Вторая половина 1930-х и до конца Великой Отечественной – этот период для Восточной Сибири и Забайкалья – время противостояния вероятной японской агрессии. А уж провокаций на границе СССР со стороны созданного японцами на территории Маньчжурии марионеточного государства Маньчжоу-Го в те годы было предостаточно.

 

Например, фиксировались попытки занести на территорию нашей страны различные эпидемии. Ходили слухи о попытках распылении бацилл сибирской язвы и тифа вдоль границ СССР и Монголии.

 

Таких диверсий было несколько десятков: вдоль границы с Забайкальем – направленное распространение зараженных грызунов в наши населенные пункты; вглубь Восточной Сибири – посредством авиадоставки.

 

Самолеты Квантунской армии без опознавательных знаков поднимались в воздух с аэродрома в районе озера Далайнор – у нашей границы в районе советских городов Борзя и Краснокаменск. Далее японские летчики пытались доставить зараженный груз к Чите и к озеру Байкал. Все эти попытки японцев жестко пресекались. Но чтобы не провоцировать Японию на эскалацию конфликта, подобные случаи соответствующими службами замалчивались.

 

Однако известно, что один из японских самолетов не был сбит при пересечении границы, но потерпел катастрофу в районе Левой Тонгоды. Вскоре оттуда срочно и принудительно были выселены все люди. Очень подробные разговоры на эту тему мне приходилось слышать в компании весьма важных государственных людей. Возможно, в специальных фондах российских архивов и отыщутся ссылки на более достоверное толкование данной версии.

Полезные встречи в Доме литераторов

В 1960-1970-х годах в иркутском Доме литераторов на улице Степана Разина было модно устраивать лекции с последующим приятным времяпрепровождением. Это были тематические беседы на редкие в то время и потому очень привлекательные темы – о французских экспрессионистах, западничестве, спиритических сеансах и т.п., -- то есть о чем не принято было тогда говорить в открытую. Здесь же звучали джазовые композиции, которые хорошо исполнялись оркестрами гастролировавших в городе цирковых коллективов. Играли в бильярд, шарады и т.п.

 

Видимо на одном из таких вечеров Гусев рассказал об увиденном в Сибирской Джунгарии. Есть одно письменное свидетельство такого рассказа, состоявшегося в начале осени 1959 года.  

 

 

Интерес к рассказу исследователя поддерживался сведениями о переселении старообрядцев в период с 1710-го по 1768 год. В конце XVIII века большая их партия шла в район Старой Бичуры (ныне – Бичура, самое большое семейское село в Забайкалье). Среди иркутских краеведов обсуждалась версия, что часть тех старообрядцев не добралась до Старой Бичуры и осела в районе Байкала, на Левой Тонгоде.

 

В пользу такой трактовки можно принять ряд архивных документов, посвященных переселению старообрядцев в середине XVIII века, например, ГАИО. Ф. 293. Оп.1. Д. 511. Л. 15, 15 об. Приблизительно в том же ключе излагаются факты в романе Ольги Шейпак «Тарбагатай».

 

Особое внимание к укладу жизни старообрядцев вызывал тот факт, что до начала XX века у них существовала традиция общей казны, которую они сохраняли в скитах, в непролазных топях. Это все возбуждало интерес и разговоры вокруг экспедиции отряда Гусева. И в конце концов ему просто посоветовали «забыть об эпизоде с Сибирской Джунгарией».

Кто из циркачей подслушал?

Ну а далее оказывается, что в Доме литераторов наиболее внимательно эколога Гусева слушали находившиеся там работники цирка. Сейчас, конечно, трудно утверждать, кто именно из них обратил внимание на историю про нахождение скита в долине Левой Тонгоды. Скорее всего, это был кто-то из технического персонала, занимающегося реквизитом, транспортировкой и организацией декораций…

 

А на следующий год сразу пять человек из труппы цирка шапито исчезли. Вскоре поползли слухи о том, что они ушли за иконами старообрядцев. На этом моменте в дело вмешался известный всей стране цирковой артист Николай Леонидович Ольховский (1922 – 1987). И разговоры быстро замяли, а исчезнувших записали в число «ушедших по ягоды в тайгу».

 

Однако уже через пару месяцев после гастролей в Иркутске цирковая труппа выезжала на гастроли в Венгрию. И во время досмотра в реквизите коллектива обнаружили пару икон, относящихся к концу XVIII века. Выполнены они были кустарно, в стиле сибирского барокко. Проводилось дознание, но никаких объяснений, как эти иконы попали в реквизит, не было выявлено.

 

А через пару лет объяснение органам давал помощник мастера по цеху реквизитов. Сотрудники выясняли, как у него во время гастролей в ГДР оказались старообрядческие иконы на досках, датированных серединой XIX века, но написанных современными масляными красками?

 

Выдуманная «Сибирская Джунгария» до середины 1960-х упоминалась в двух эпизодах с иконами. В том числе и во время расследования дела по коллекции знаменитого черного антиквара из Кировограда Александра Ильина. Но такие публикации появлялись в западной печати, в них советские художники обвинялись в подделке икон под старину.

Новые иконы на старых досках

В Иркутске и до Великой Отечественной войны, и после нее часто гастролировал известный тогда в Союзе цирковой жонглер Валентин Городилов. Он устраивал антрепризы в цирках шапито.

 

 

Однажды в ресторане «Арктика» на улице Карла Маркса, играя в бильярд с другим маститым артистом цирка и бильярдистом Николаем Ольховиковым, Городилов рассказал, как на Западе ценятся старинные русские иконы. Упомянул он и то, что добрая половина иностранных коллекционеров не может отличить подлинник от подделки, если работа выполнена на старых досках.

 

По мнению Городилова, это проще, чем гоняться за старыми старообрядческими скитами в непролазных топях сибирской тайги. Тем более что рисование на старых досках или размалевывание старых икон середины XIX века современными красками вообще не тянуло на Уголовный кодекс.

 

В бильярдных в те годы собирался разнообразный люд – от артистов до блатных элементов. Естественно, что там же ошивались и милицейские осведомители. Поэтому скоро о разговоре Городилова донесли куда следует.

 

Однако далее никакой реакции и действий от силовиков не последовало. Что объяснимо: с 1950-х и до середины 1960-х годов ярко выраженного рынка антиквариата в стране вообще не существовало. А вывоз икон за рубеж мог быть признан преступлением, если только иконы признавались старинными или произведением искусства.

 

В общем, тогда никто не видел криминала в том, что кто-то рисует иконы под старину. И до середины 1960-х такие заказы свободно поступали иркутским художникам-оформителям, в том числе и тем, кто работал для рекламы цирка шапито.

Схема жонглера Городилова

Скорее всего, полукриминальная (как мы сейчас это видим – «Капиталист») схема всех манипуляций с иконами, по наблюдениям жонглера Городилова, выглядела так:

 

·         бытовал слух о скитах старообрядцев в сибирской тайге рядом с Байкалом;

 

·         используя эту информацию, местные умельцы наладили производство икон, написанных под старину, возможно, на старых деревянных досках, полученных в реальных семейских поселках в Забайкалье;

 

·         вывоз икон-новоделов под видом реквизита осуществлялся кем-то из технического персонала тех организаций культуры, которые гастролировали как по Союзу, так и за границей;

 

·         иконы затем продавались в странах, где проходили гастроли советских артистов. Происходило это в магазинах, которые соглашались принимать на сбыт подобную продукцию и лишних вопросов не задавали.

 

Возможно, что в советских силовых структурах знали о подобном транзите самодельных икон, но понимая, что речь идет о не представляющих ценности предметах, не спешили поднимать шум и проводить какие-то расследования.

 

Всех это устраивало до тех пор, пока некие любители, начитавшись книги Владимира Солоухина «Черные доски. Записки начинающего коллекционера (1969)», реально не вышли на след старообрядческого скита в долине Левой Тонгоды. Тогда снова вспомнили об экспедиции Олега Гусева…

 

Владимир Титов

"Капиталист", иркутский журнал для предпринимателей № 2 (121) Июнь - Июль 2022 года

• Число просмотров: 411